С начала полномасштабного вторжения в Украину регионы Северного Кавказа регулярно оказываются в центре федеральных и международных скандалов. Начиная с единственных в России массовых протестов против мобилизации и антисемитских беспорядков, заканчивая вооруженными нападениями на силовиков и "карательными акциями" в отношении причастных к этому. С чем связана растущая напряженность на Северном Кавказе, существует ли она вне официальных докладов силовиков и какую роль в этом играют официальные муфтияты? Редакция Кавказ.Реалии поговорила об этом с исламоведом, политологом, автором телеграм-канала "НЕРУССКИЙ" Ринатом Мухаметовым.
– В Дагестане с начала года произошло уже четвертое нападение на силовиков со стороны разделяющих идеи "радикального ислама" – по крайней мере, так заявляют в полиции. Делая скидку на то, что о многих случаях становится известно только из полицейских пресс-релизов, ощущаете ли вы возросшую напряженность на Северном Кавказе?
– Честно говоря, я не вижу сейчас всплеска противостояния с властями на основе каких-то религиозных лозунгов и идей. Да, если отталкиваться от статистики силовиков, то можно сделать вывод, что что-то там происходит. Но в сообщениях ведомств иногда говорится только о "ликвидации" некого человека, даже имя и фамилия его не сообщается – это секрет. Так что многие скептически ко всему этому относятся.
Можно сказать, что это все началось после прошлогодней истории с нападением на церкви и синагоги, до этого триггером были беспорядки в махачкалинском аэропорту. Нужно вспомнить и протесты против мобилизации в Махачкале. Видимо, после этого у центра возникли вопросы к тому, насколько региональные власти вообще контролируют подведомственную территорию. И теперь силовики стараются показать свою работу и нужность, компенсировать свои провалы.
– Один из правозащитников в Дагестане в разговоре с нашей редакцией сравнил происходящее сейчас в республике с 2005 годом, когда режим контртеррористической операции объявляли, грубо говоря, каждую неделю.
– Я не стал бы сравнивать нынешние события с 2005 годом, когда действительно были подразделения так называемых "лесных" в Дагестане и Ингушетии, а вторая война в Чечне хоть и находилась в партизанской фазе, но была еще в весьма активном состоянии. Сейчас ничего подобного нет.
Если есть склонные к крайним формам противостояния с властями, то это отдельные фигуры, но никак не сеть вооруженных групп, которые имеют общую и серьезную стратегию и идеологию.
– Сейчас власти зачастую связывают нападения на силовиков с "радикалами" и подводят это только под религиозное противостояние, идейное. На ваш взгляд, насколько это адекватно?
– Властям России уже давно удобно все объяснять кознями исламских террористов. Сначала у нас был "чеченский след", "Аль-Каида", затем ИГИЛ – такими вещами легко оправдывать любого рода свои действия.
При этом на Кавказе есть огромное количество вопросов помимо каких-то религиозных споров. Например, проблемы земельного межевания, которые тоже этнический характер часто имеют, есть и криминал, и коррупция, и, например, раскол не только на салафитов и так называемых суфистов, но и внутри салафитов, и внутри суфиев тоже очень жесткое противостояние. Есть противостояние между тарикатами (школа или орден суфизма – Прим.), и даже внутри одного тариката, и даже внутри муфтията дагестанского.
Мы говорим про религиозный, национальный подъем на Кавказе, но при этом за последние 10-20 лет происходит ассимиляция, русификация, когда многие молодые представители кавказских народов забывают свои языки. И это тоже проблема, которая порождает свои сложности. Но и нельзя забывать, что на регион также оказывают влияние российские и мировые тенденции: глобализация общемировая и внутри исламского мира, модернизация кавказских обществ, процессы национального строительства. И все это наложилось на внутрироссийский перманентный политический кризис с конца 1980-х до нашего времени.
Кавказ – это очень сложный клубок противоречий, к которому российское государство так и не смогло подобраться.Один крупный чиновник, сравнивая работу в обычном регионе с республиками СКФО, говорил, что в первом он брал вопрос, "открывал сейф", доставал оттуда проблемы и начинал их решать. Но на Кавказе, "открывая сейф", он находил не проблемы, а еще несколько сейфов, внутри которых было еще много таких же поменьше. Таким образом, до дел по существу так и не мог добраться.
Поскольку проблем много, то такой сложный регион в России последние 30 лет предпочитают просто отдавать на откуп силовикам, чтобы они контролировали ситуацию до лучших времен. Как-то там, может, само собой когда-нибудь рассосется, а пока просто надо сохранять под контролем.
– Насколько опасно сейчас быть имамом в России? Значит ли это обязательное сотрудничество с силовиками или все-таки можно остаться независимым?
– С официальными имамами сложилась такая ситуация, что на должностях остались только лояльные властям, причем в основном вполне искренне, и часто даже более лояльные, чем власть от них требует. Если вспомнить реакцию на начало военных действий в Украине, то среди православных священников нашлось несколько сотен, подписавших письмо против вторжения (на данный момент подписи поставили 293 священнослужителей – Прим.), представителей так называемого официального мусульманского духовенства таких нет ни одного.
Это означает, что они должны сотрудничать с властями. Но это тоже зависит от региона, конкретного имама, конкретного духовного управления, которые тоже очень разные. Есть "инициативщики", которые сами навязывают чиновникам и силовикам сотрудничество, есть те, кто не говорят ничего, пока их не спросят. То есть это все очень по-разному.
Независимым может оставаться имам на каком-то самом низовом уровне, если он занимается чисто религиозными вопросами и не касается того, что происходит в стране и в мире. Но их прихожане – это реальные люди, которые живут реальной жизнью, работают, соприкасаются с государством, с обществом, подвержены, например, мобилизации. То есть имамы через этих людей, как бы они ни хотели, все равно будут частью жизни и частью политики.
– В начале апреля нападение на пост ДПС случилось и в Чечне – в итоге все закончилось митингом с трупом убитого юноши и выселением нескольких семей. Выселения и уничтожения домов "провинившихся" были и раньше, но тела убитых на всеобщее обозрение никогда не выставляли. Можно ли как-то объяснить, почему это произошло сейчас?
– Я так понимаю, что в Чечне [этот митинг] особенно не скрывался, чтобы предупредить подобные случаи [нападения] в будущем. И поскольку все предыдущие [акции устрашения] не имели особой реакции, то это идет по нарастающей.
– Обычные люди, которые не разбираются в теме, могут сказать: "Ну, у них так принято" или "Наверно, это по шариату". Что бы вы им ответили?
– Во-первых, так у чеченцев не принято, если брать адаты (обычаи – Прим.), а уж тем более религию. По шариату каждый человек отвечает лично за свои действия и его родственники тут совершенно ни при чем.
Люди, которые так рассуждают, игнорируют тот факт, что ситуация на Северном Кавказе – это отражение и продолжение того, что происходит в остальной России. Ситуация в регионе – это не нечто особенное. В других формах и под другими названиями все это происходит или будет происходить по всей стране.
Очень многое отрабатывалось на Кавказе. Поэтому я бы не советовал к этому относиться с позиции "моя хата с краю, я ничего не знаю, нас это не волнует, пусть сами разбираются". К сожалению, тут так не получится. Превращение РФ в авторитарное, жестко централизованное государство началось с первой войны в Чечне.
– Существуют данные, которые говорят о том, что малые народы активнее посылают на войну против Украины, чем традиционно русские регионы России. С чем это связано, по вашему мнению?
– Насколько я знаю, сейчас эта статистика более-менее выровнялась, дисбаланс был особенно виден в первый год после начала вторжения. Я думаю, прежде всего, значительное число участников боевых действий из национальных регионов РФ говорит об очень сложной социально-экономической ситуации во многих из них, потому что основу тех, кто оказался в Украине, составляют те, кто поехал туда за длинным рублем. Вероятно, также играет роль то, что в некоторых регионах, в силу каких-то культурных, исторических причин, у людей есть больше склонностей к службе в армии, чем в традиционно русских областях, где мужчины гораздо реже испытывают к этому интерес. Там всегда чаще шли в армию, чаще подписывали контракты, еще до полномасштабного вторжения в Украину.
Кстати, глава Духовного собрания мусульман России Альбир Крганов утверждает, что сейчас в вооруженных силах России против Украины воюют 200 тысяч мусульман – то есть, примерно каждый пятый-шестой. Интересно, что такие утверждения используются им также для того, чтобы аргументировать необходимость строительства мечетей в стране, открытия хотя бы молельных домов там, где полноценные мечети не разрешают. Но вот интересно, что при этих цифрах, даже если они в реальности меньше, власть, при дружественном отношении к данному муфтию, этот его аргумент обходит и предпочитает его не слышать.
– Комментируя очередную волну обсуждений запрета никаба в России, вы сказали, что, вероятно, Кремль стремится сделать ислам "региональной религией". Но тогда невозможно будет пользоваться утверждением "Россия – многокультурная страна, мы все как одна большая семья". Какая выгода властям от вынесения ислама за пределы федеральной повестки?
– Мне не кажется, что при уходе ислама с федеральной повестки на уровень региональной религии, Кремль не сможет представлять Россию как многонациональную и многорелигиозную. Даже Советский Союз активно пользовался этим, но ислам, конечно, не был никаким союзным, как тогда говорили, фактором. Просто это была вывеска для внешнего мира.
Ислам станет региональной религией по итогам вторжения – по логике развития современной Российской Федерации при общей монополизации всего и вся, при авторитарных тенденциях очевидно, что должна остаться только одна религия – понятно, какая. Остальные должны быть все ниже и ниже, уходить в тень, не светиться. Но и эта главная религия тоже будет всячески дальше подчиняться государству, потому что это и предполагает монополизация.
Не думаю, что какая-то проблема тут возникнет. Например, буддизм никогда не был в России религией федеральной, но если надо, то власть напоминает, что у нас и буддисты есть. И используют это во внешней политике. Или вот, у нас есть иудеи – и это используется в отношениях с Израилем.
Мусульманское же меньшинство в России (через муфтияты) постоянно апеллирует к странам исламского мира, пытается через них на свои власти воздействовать, решать свои проблемы, быть неким мостом, искренне и активно помогая Кремлю налаживать связи с партнерами. То есть хочет показать свою полезность, чтобы в обмен иметь возможности очень относительного автономного развития.
Но получается так, что в Москве и исламском мире мусульман России сейчас скорее воспринимают, как пятое колесо в телеге. Потому что вот эта их деятельность ставит перед властями с обеих сторон сложные вопросы и создает лишние трудности. Им было бы проще не обращать внимания на какие-то специфические проблемы этого мусульманского меньшинства и не заниматься ими. Чтобы "серьезным людям" спокойно сотрудничать, решать вопросы, делать деньги и политику, никакие "мосты" больше не нужны. Выходит, что всякие муфтияты и постоянно жалующиеся на жизнь и "перегибы" чиновников верующие только мешаются под ногами.
Поэтому я не вижу каких-то проблем для Москвы, если ислам станет фактором региональным – скорее наоборот. К этому все давно идет.
- Российское Федеральное агентство по делам национальностей заявило, что Дагестан "находится на грани социального взрыва", а также указало на "усиливающуюся исламизацию", связав ее с влиянием республиканского муфтията. При этом духовное управление мусульман региона на протяжении многих лет занимает исключительно провластную позицию, указывают опрошенные редакцией Кавказ.Реалии эксперты.
- В России вновь разгорелась дискуссия о допустимости ношения никаба – полностью закрытой мусульманской одежды. Причиной стали нападения на мусульманок в российских регионах и задержание в Дагестане нескольких верующих. В прошлом году подобная волна обсуждений закончилась громкими высказываниями в Кремле и временным запретом на никаб от дагестанского муфтията. Чем может закончиться нынешняя волна борьбы с этой одеждой – в материале сайта Кавказ.Реалии.
Форум